Только всё опять вернётся - неожиданно, как сон...
Я до сих пор люблю сказки и совершенно этого не стыжусь. А ещё иногда руки чешутся что-нибудь написать - фикрайтеры такие фикрайтеры 
Спасибо тем, кто разделяет сей укур, в частности - AnaisPhoenix. Я решила выложить исполнение её заявки на ФФест отдельным постом.
Итак, заявка: "Щелкунчик". Дроссельмейер/Мари."Расскажите мне другую сказку". Сидеть на коленях. Надеюсь, Гофман на меня не в обиде
Получилось аж два варианта.
текст первый, аушный
текст второй, ангстовый
Спасибо тем, кто разделяет сей укур, в частности - AnaisPhoenix. Я решила выложить исполнение её заявки на ФФест отдельным постом.Итак, заявка: "Щелкунчик". Дроссельмейер/Мари."Расскажите мне другую сказку". Сидеть на коленях. Надеюсь, Гофман на меня не в обиде
Получилось аж два варианта.текст первый, аушный
***
С той поры, как однажды старший советник суда Дроссельмейер рассказал своей крестнице чудную сказку о Щелкунчике, прошло уже полгода. Мари Штальбаум окончательно уверилась, что волшебная страна, в которой она побывала с юным принцем, ей просто привиделась во сне. Откровенно говоря, и Щелкунчик, занявший своё место в стеклянном шкафу среди других кукол, уже не казался таким уж милым и забавным. Кануло в прошлое Рождество, и пропало очарование этой странной и, пожалуй, не самой красивой игрушки.
- Удивительное дело, как быстро новые игрушки надоедают детям! – высказался как-то отец семейства. – Мари охладела к Щелкунчику и не называет его более племянником моего друга Дроссельмейера, а Фриц убеждает меня, что войско требует новобранцев, как будто мало было подаренного на Рождество гусарского полка.
В чём-то советник медицины был прав, но что по-прежнему не наскучило его дочери, так это сказки. К книжкам, подаренным на Рождество, прибавилось ещё несколько новых – и все их Мари перечитала бесчисленное множество раз. Девочке очень хотелось услышать новую историю, одну из тех, что так интересно рассказывал крёстный, но он уже почти шесть месяцев как не появлялся в доме Штальбаумов.
Мари переживала, думая, что Дроссельмейер обиделся на неё за то, что сам же и назвал глупой болтовнёй, и однажды, набравшись смелости, спросила у матери:
- А где же наш милый крёстный? Не рассердился ли он на меня?
- Глупенькая, за что же ему на тебя сердиться? – ласково рассмеялась мать и объяснила, - Крёстный Дроссельмейер отправился в Италию, обучаться у известного часового мастера.
- Но ведь он и так чинит часы лучше всех! – убеждённо воскликнула Мари.
- Человек всегда должен учиться чему-то новому, развивая свой талант, - поучительно заметил советник медицины, отложив утреннюю газету и внимательно взглянув на дочь.
Мари только печально вздохнула. Спросить, когда же крёстный вернётся, она не решилась. Девочка и не знала, что радостная встреча состоится совсем скоро.
***
После разговора о том, что Дроссельмейер уехал в Италию, прошла ровно неделя. Семейство Штальбаумов в полном составе ужинало, как вдруг зазвенел колокольчик на двери.
- Кто бы это мог быть? – удивилась Мари.
- Сейчас увидишь, - ласково улыбнулся отец.
Спустя минуту на пороге столовой появился невысокий человек в тёмном плаще с капюшоном, почти полностью скрывающим лицо. Но Мари сразу же его узнала и радостно захлопала в ладоши.
- Крёстный Дроссельмейер!
Дроссельмейер – а это был именно он! – степенно поклонился и, выпрямившись во весь свой довольно скромный рост, откинул капюшон. Он ничуть не изменился – такое же морщинистое лицо и чёрный пластырь вместо глаза, вот только парик был новый. Как выяснилось позже, стеклянный парик разбился по дороге из Италии, так что пришлось Дроссельмейеру пока довольствоваться другим – самым обычным.
- Милый, милый крёстный! – радовалась Мари.
- Ты наверняка привёз нам из Италии какие-нибудь диковинные штуковины, - деловито заметил Фриц.
Крёстный улыбнулся и попросил одного из слуг внести свой ящик, оставленный за дверью комнаты.
***
Дроссейльмейер и впрямь привёз много удивительных вещей. Он подарил Штальбаумам большие настенные часы: бело-голубые, они походили на сказочный замок, в котором было ровно двенадцать окон, расположенных по кругу. На каждом окне стояли очаровательные феи, державшие в руках цифры, обозначающие время. Когда наступал новый час, то вверху открывалось неприметная на первый взгляд дверца, и на выдвигающейся площадке танцевали принц и принцесса царства фей.
- И каждый час они танцуют что-нибудь новое, - заметил крёстный.
Кроме часов он привёз несколько заводных человечков для детей – маленькие солдатики в зелёных мундирах с серебряными позументами умели маршировать вперёд и назад, а забавные куколки, изображавшие детей в розовых и белых платьях, танцевали что-то наподобие польки. Фриц немедленно объявил солдат в зелёных мундирах своими новобранцами и убежал с ними к стеклянному шкафу – расквартировывать на отведённой для нужд армии полке. Родители на этот раз не стали забирать у детей чудесные игрушки крёстного. Новые часы супруги Штальбаумы решили повесить в каминном зале и вместе со слугой сами пошли выбирать подходящее место для столь искусной вещи.
Мари, оставшаяся наедине с крёстным, отчаянно покраснела, что не укрылось от его внимательного взгляда.
- Что-то не так, моя маленькая Мари? - с улыбкой поинтересовался Дроссельмейер, пребывавший сегодня в исключительно бодром расположении духа. Девочка покраснела ещё больше и выпалила:
- Крёстный, ты ведь на меня не обижен?
- За что я должен быть обижен на тебя, моя милая Мари? – непритворно удивился тот.
- Из-за Щелкунчика. Я винила тебя в том, что ты ему не помог, а ведь это был всего лишь сон.
Дроссельмейер со странной грустью посмотрел на неё и ответил:
- Сон, говоришь… Нет, я нисколько не обижен на тебя – я и думать об этом забыл.
- Я так рада! – восклицает Мари. Крёстный посмеивается и неуклюже обнимает девочку, чтобы затем усадить к себе на колени. Мари краснеет – в конце концов, ей уже семь с половиной лет, и она считает себя почти взрослой! И в то же время ей неожиданно уютно от этих неловких, но ласковых объятий. Некрасивое лицо Дроссельмейера в обрамлении мягких локонов нового парика выглядит по-своему милым, и неожиданная нежность переполняет сердце девочки. «Разве деревянная кукла сравнится с крёстным, похожим на доброго волшебника?», - размышляет Мари и робко произносит:
- Крёстный, расскажи мне одну из твоих историй.
- Про Щелкунчика и принцессу Пирлипат? – спрашивает он.
- Нет, - качает головой Мари, - расскажи мне другую сказку.
Дроссельмейер задумывается лишь на миг, а потом начинает рассказывать сказки, которые услышал в солнечной Италии – весёлые, радостные, забавные. Он намеренно избегает своих обычных, жутковатых и странных историй, хотя знает их гораздо больше, да и рассказывает с большим вдохновением. Но сейчас ему не хочется тревожить душу девочки, так доверчиво внимающей его словам.
- Пусть ничто тёмное не коснётся твоего сердца, - бормочет Дроссельмейер, когда Мари засыпает. Ей снится солнце Италии, и чудесные истории, рассказанные крёстным, во сне становятся реальностью. Он легко и бегло касается сухими губами её лба прежде, чем бесшумно покинуть дом Штальбаумов и раствориться в ночной мгле.
С той поры, как однажды старший советник суда Дроссельмейер рассказал своей крестнице чудную сказку о Щелкунчике, прошло уже полгода. Мари Штальбаум окончательно уверилась, что волшебная страна, в которой она побывала с юным принцем, ей просто привиделась во сне. Откровенно говоря, и Щелкунчик, занявший своё место в стеклянном шкафу среди других кукол, уже не казался таким уж милым и забавным. Кануло в прошлое Рождество, и пропало очарование этой странной и, пожалуй, не самой красивой игрушки.
- Удивительное дело, как быстро новые игрушки надоедают детям! – высказался как-то отец семейства. – Мари охладела к Щелкунчику и не называет его более племянником моего друга Дроссельмейера, а Фриц убеждает меня, что войско требует новобранцев, как будто мало было подаренного на Рождество гусарского полка.
В чём-то советник медицины был прав, но что по-прежнему не наскучило его дочери, так это сказки. К книжкам, подаренным на Рождество, прибавилось ещё несколько новых – и все их Мари перечитала бесчисленное множество раз. Девочке очень хотелось услышать новую историю, одну из тех, что так интересно рассказывал крёстный, но он уже почти шесть месяцев как не появлялся в доме Штальбаумов.
Мари переживала, думая, что Дроссельмейер обиделся на неё за то, что сам же и назвал глупой болтовнёй, и однажды, набравшись смелости, спросила у матери:
- А где же наш милый крёстный? Не рассердился ли он на меня?
- Глупенькая, за что же ему на тебя сердиться? – ласково рассмеялась мать и объяснила, - Крёстный Дроссельмейер отправился в Италию, обучаться у известного часового мастера.
- Но ведь он и так чинит часы лучше всех! – убеждённо воскликнула Мари.
- Человек всегда должен учиться чему-то новому, развивая свой талант, - поучительно заметил советник медицины, отложив утреннюю газету и внимательно взглянув на дочь.
Мари только печально вздохнула. Спросить, когда же крёстный вернётся, она не решилась. Девочка и не знала, что радостная встреча состоится совсем скоро.
***
После разговора о том, что Дроссельмейер уехал в Италию, прошла ровно неделя. Семейство Штальбаумов в полном составе ужинало, как вдруг зазвенел колокольчик на двери.
- Кто бы это мог быть? – удивилась Мари.
- Сейчас увидишь, - ласково улыбнулся отец.
Спустя минуту на пороге столовой появился невысокий человек в тёмном плаще с капюшоном, почти полностью скрывающим лицо. Но Мари сразу же его узнала и радостно захлопала в ладоши.
- Крёстный Дроссельмейер!
Дроссельмейер – а это был именно он! – степенно поклонился и, выпрямившись во весь свой довольно скромный рост, откинул капюшон. Он ничуть не изменился – такое же морщинистое лицо и чёрный пластырь вместо глаза, вот только парик был новый. Как выяснилось позже, стеклянный парик разбился по дороге из Италии, так что пришлось Дроссельмейеру пока довольствоваться другим – самым обычным.
- Милый, милый крёстный! – радовалась Мари.
- Ты наверняка привёз нам из Италии какие-нибудь диковинные штуковины, - деловито заметил Фриц.
Крёстный улыбнулся и попросил одного из слуг внести свой ящик, оставленный за дверью комнаты.
***
Дроссейльмейер и впрямь привёз много удивительных вещей. Он подарил Штальбаумам большие настенные часы: бело-голубые, они походили на сказочный замок, в котором было ровно двенадцать окон, расположенных по кругу. На каждом окне стояли очаровательные феи, державшие в руках цифры, обозначающие время. Когда наступал новый час, то вверху открывалось неприметная на первый взгляд дверца, и на выдвигающейся площадке танцевали принц и принцесса царства фей.
- И каждый час они танцуют что-нибудь новое, - заметил крёстный.
Кроме часов он привёз несколько заводных человечков для детей – маленькие солдатики в зелёных мундирах с серебряными позументами умели маршировать вперёд и назад, а забавные куколки, изображавшие детей в розовых и белых платьях, танцевали что-то наподобие польки. Фриц немедленно объявил солдат в зелёных мундирах своими новобранцами и убежал с ними к стеклянному шкафу – расквартировывать на отведённой для нужд армии полке. Родители на этот раз не стали забирать у детей чудесные игрушки крёстного. Новые часы супруги Штальбаумы решили повесить в каминном зале и вместе со слугой сами пошли выбирать подходящее место для столь искусной вещи.
Мари, оставшаяся наедине с крёстным, отчаянно покраснела, что не укрылось от его внимательного взгляда.
- Что-то не так, моя маленькая Мари? - с улыбкой поинтересовался Дроссельмейер, пребывавший сегодня в исключительно бодром расположении духа. Девочка покраснела ещё больше и выпалила:
- Крёстный, ты ведь на меня не обижен?
- За что я должен быть обижен на тебя, моя милая Мари? – непритворно удивился тот.
- Из-за Щелкунчика. Я винила тебя в том, что ты ему не помог, а ведь это был всего лишь сон.
Дроссельмейер со странной грустью посмотрел на неё и ответил:
- Сон, говоришь… Нет, я нисколько не обижен на тебя – я и думать об этом забыл.
- Я так рада! – восклицает Мари. Крёстный посмеивается и неуклюже обнимает девочку, чтобы затем усадить к себе на колени. Мари краснеет – в конце концов, ей уже семь с половиной лет, и она считает себя почти взрослой! И в то же время ей неожиданно уютно от этих неловких, но ласковых объятий. Некрасивое лицо Дроссельмейера в обрамлении мягких локонов нового парика выглядит по-своему милым, и неожиданная нежность переполняет сердце девочки. «Разве деревянная кукла сравнится с крёстным, похожим на доброго волшебника?», - размышляет Мари и робко произносит:
- Крёстный, расскажи мне одну из твоих историй.
- Про Щелкунчика и принцессу Пирлипат? – спрашивает он.
- Нет, - качает головой Мари, - расскажи мне другую сказку.
Дроссельмейер задумывается лишь на миг, а потом начинает рассказывать сказки, которые услышал в солнечной Италии – весёлые, радостные, забавные. Он намеренно избегает своих обычных, жутковатых и странных историй, хотя знает их гораздо больше, да и рассказывает с большим вдохновением. Но сейчас ему не хочется тревожить душу девочки, так доверчиво внимающей его словам.
- Пусть ничто тёмное не коснётся твоего сердца, - бормочет Дроссельмейер, когда Мари засыпает. Ей снится солнце Италии, и чудесные истории, рассказанные крёстным, во сне становятся реальностью. Он легко и бегло касается сухими губами её лба прежде, чем бесшумно покинуть дом Штальбаумов и раствориться в ночной мгле.
Спи, мой ангел, спи, мой друг.
Тишина царит вокруг,
Мрак вползает в щели, в окна,
Но душа твоя свободна,
Не подвластна тьме ночной,
Свет любви всегда с тобой.
Этот свет – не побороть,
Сохрани тебя Господь!
Тишина царит вокруг,
Мрак вползает в щели, в окна,
Но душа твоя свободна,
Не подвластна тьме ночной,
Свет любви всегда с тобой.
Этот свет – не побороть,
Сохрани тебя Господь!
текст второй, ангстовый
Мари Штальбаум не встаёт с кровати вот уже которую неделю, но никто из врачей не может определить причину страшного недуга, ослабившего тело девочки. Она старается не капризничать и выполнять все предписания докторов, и даже находит в себе силы улыбаться родным, чтобы не расстраивать их ещё больше.
Мари тает, словно свечка, на глазах советника медицины, и от бессилия ему хочется плакать. Но он тоже улыбается дочери, не показывая свои горе и страх.
В эти скорбные дни Дроссельмейер часто приходит в дом Штальбаумов. Он, как умеет, развлекает маленькую девочку своими историями и демонстрирует новые изобретения. Мари радуется каждому такому визиту, надеясь, что скоро, совсем скоро она выздоровеет и вместе со всей семьёй и крёстным отправится гулять в парк неподалёку.
Но с каждым днём Мари только слабеет, и Дроссельмейер всё меньше уверен в том, что она понимает, о чём он рассказывает.
- Помните… Рождество? – прерывисто шепчет девочка пересохшими губами.
- Конечно, помню, - откликается крёстный, сжимая тонкую ручку в своих морщинистых ладонях. Он и сам похудел и побледнел вместе с Мари за время её болезни.
- Я потом тоже заболела, поранив руку. А вы приходили и рассказывали сказку про принцессу Пирлипат и Щелкунчика.
- Я и сейчас могу рассказать её тебе – если хочешь.
- Не надо, - отказывается Мари, которой внезапно становится грустно от этих воспоминаний, - расскажите мне другую сказку.
Крёстный не спорит. Он рассказывает ей чудные истории из жизни фей, которые любят подшутить над людьми, и о людях, которым посчастливилось встретиться с чем-то волшебным и удивительным. Дроссельмейер рассказывает увлеченно и говорит разными голосами за своих героев, хотя Мари вновь впадает в забытье. Но ему хочется верить, что девочка слышит его – и что она обязательно поправится. И попросит у него новую сказку.
Мари тает, словно свечка, на глазах советника медицины, и от бессилия ему хочется плакать. Но он тоже улыбается дочери, не показывая свои горе и страх.
В эти скорбные дни Дроссельмейер часто приходит в дом Штальбаумов. Он, как умеет, развлекает маленькую девочку своими историями и демонстрирует новые изобретения. Мари радуется каждому такому визиту, надеясь, что скоро, совсем скоро она выздоровеет и вместе со всей семьёй и крёстным отправится гулять в парк неподалёку.
Но с каждым днём Мари только слабеет, и Дроссельмейер всё меньше уверен в том, что она понимает, о чём он рассказывает.
- Помните… Рождество? – прерывисто шепчет девочка пересохшими губами.
- Конечно, помню, - откликается крёстный, сжимая тонкую ручку в своих морщинистых ладонях. Он и сам похудел и побледнел вместе с Мари за время её болезни.
- Я потом тоже заболела, поранив руку. А вы приходили и рассказывали сказку про принцессу Пирлипат и Щелкунчика.
- Я и сейчас могу рассказать её тебе – если хочешь.
- Не надо, - отказывается Мари, которой внезапно становится грустно от этих воспоминаний, - расскажите мне другую сказку.
Крёстный не спорит. Он рассказывает ей чудные истории из жизни фей, которые любят подшутить над людьми, и о людях, которым посчастливилось встретиться с чем-то волшебным и удивительным. Дроссельмейер рассказывает увлеченно и говорит разными голосами за своих героев, хотя Мари вновь впадает в забытье. Но ему хочется верить, что девочка слышит его – и что она обязательно поправится. И попросит у него новую сказку.
@темы: мои фанфики
-
-
27.11.2010 в 21:18А эта тема, кстати, продолжает есть мозг. Кажется, я реально перечитала Гофмана
и Набокова-
-
27.11.2010 в 22:08Анаис не только этот укур разделяет, да-да
Рыж помнит и ждёт новых укуренных заявок
А эта тема, кстати, продолжает есть мозг.
Тема "Щелкунчика" или Гофмана в целом?
-
-
27.11.2010 в 22:10Рыж помнит и ждёт новых укуренных заявок
Ждёт, значит? Как насчёт Лигул/Праша?
Тема "Щелкунчика" или Гофмана в целом?
Если бы! Тема этого пейринга!
-
-
27.11.2010 в 22:19Ждёт, значит? Как насчёт Лигул/Праша?
Лишь бы не Лигул/Арей
Если бы! Тема этого пейринга!
Но ведь шикарный пейринг же, нэ?
-
-
27.11.2010 в 22:33Лишь бы не Лигул/Арей
Попробуй только! Я тогда войду в модус дарк Анаис и буду являться тебе в кошмарах
А Лигул/Праша чо, это ж практически канон
Увы
Но ведь шикарный пейринг же, нэ?
Дооо! Гумберт/Ло отдыхает!
-
-
28.11.2010 в 13:43Попробуй только! Я тогда войду в модус дарк Анаис и буду являться тебе в кошмарах
И кровавые арейчики в глазах
Блин, такими темпами мы дойдем до того, что докажем и лигулову гуманность
Нуачо, должно же и в нём быть что-нибудь хорошее, ну хоть чуть-чуть
Дооо! Гумберт/Ло отдыхает!
А это что, простите?
Кстати, я подумала, сказка так обрывается традиционным хэппи-эндом, а ведь можно подумать над пост-каноном
-
-
28.11.2010 в 13:57И кровавые арейчики в глазах
Он тоже, кстати, - ещё раньше меня нагрянет.
Нуачо, должно же и в нём быть что-нибудь хорошее, ну хоть чуть-чуть
А в нём есть хорошее: он чистил уши. Хорошая, пользительная деятельность
А это что, простите?
Что - пейринг? Из "Лолиты".
а ведь можно подумать над пост-каноном
И не просто можно, а нужно
-
-
28.11.2010 в 14:03А в нём есть хорошее: он чистил уши. Хорошая, пользительная деятельность
Он любит гигиену, то есть чистоту - то есть не безнадёжен
Что - пейринг? Из "Лолиты".
Ааа, я просто не врубилась, что Ло - это Лолита
И не просто можно, а нужно
Ну ты подумай... и я подумаю
-
-
28.11.2010 в 14:07Он любит гигиену, то есть чистоту - то есть не безнадёжен
Да он ваще няшка - вон Арея хотел от моральной травмы уберечь. Мол, как это ты будешь наблюдать старение родственников? Давай просто родственников нах ликвидируем?..
Чорд, я так фанатом Лигула стану
"И тебя вылечат..."
Ааа, я просто не врубилась, что Ло - это Лолита
Ну вот, параллель же прослеживается, нэ?
Ну ты подумай... и я подумаю
Я не могу думать: нечем. Мозг вынесен, а я в нирване.
-
-
28.11.2010 в 14:14Короче, мы выяснили, что Лигул - светлая няшка, осталось женить его на Праше и пусть живут... долго и счастливо
Ну вот, параллель же прослеживается, нэ?
Есть немного
Я не могу думать: нечем. Мозг вынесен, а я в нирване.
О да,у меня та же фигня
-
-
28.11.2010 в 14:18осталось женить его на Праше и пусть живут... долго и счастливо
Если смогут
Есть немного
Мы не только садисты и зоофилы, но ещё и извращенцы
О да,у меня та же фигня
Не, у меня в гипер-стадии: я на люстре болтаюсь.
-
-
28.11.2010 в 17:40Мы не только садисты и зоофилы, но ещё и извращенцы
Мы знаем толк в извращениях
Не, у меня в гипер-стадии: я на люстре болтаюсь.
А моя, боюсь, не выдержит